Мерный ритм дождя в сумерках рождает воспоминания….
Кап-кап…кап-кап-кап…кап-кап-кап-кап-кап…пштщщщщщщщщщщщщщ, бабах-шшшщщщщщщщщщ!!!
Так начинается типичный тропический ливень. Увеличивающееся в геометрической прогрессии количество тяжеленных капель указывает на то, что сейчас явится ОН. Настоящий тропический ливень – это стихия, спонтанная и всеохватная. Непредсказуемая, стремительная и мощная, не жалеющая ваши зонты и дождевики, пляжные тапочки и так не вовремя вытащенные из чехла фотоаппараты.
Поэтому, выходя из дома на длительную прогулку вдоль побережья, я всегда беру с собой стратегический зажитный запас от небесной воды – зонт, дождевик и запасную обувь. На всякий случай. Еще воду, пару шоколадок, влажные салфетки, пластырь и йод. Во время перемещений я предпочитаю одиночество, стараюсь максимально оградиться от взаимодействия с окружающими, особенно, местными жителями. Несмотря на то, что живу в Азии уже почти год, мне совершенно не требуется стороннее общество – достаточно книг, телевизора и периодических звонков домой. Наверное, поэтому я и решил осесть именно здесь – нашел свой уединенный мир, в который никто не лез со своими советами и директивами. Попросту, сбежал. И, думается, стал обыкновенно счастлив, наполненный незатейливым и бесконечным общением с собой. Нет, я не говорю, что дома было плохо – вполне себе счастливое детство, окруженное родственниками и друзьями. Непрерывный 30-летний трудовой стаж, семья, двое детей, машина, дом. Все стабильно и равномерно. Еще с ранних лет я привык следовать полезным советам старших, завершать начатое, не оставлять еду в тарелке. Мне это даже нравилось – не нужно волноваться, постоянно что-то решать, приспосабливаться к новому. Никогда не понимал тех, кто бесконечно что-то ищет, куда-то бежит, зачем-то стремится вверх. Это все слишком рассредоточивает, волнует, пугает. Я всегда оставался на своем пути, шел спокойно и неторопливо. Единственное, частые просьбы и указания от близких (сначала родителей, потом жены), что делать и как, сбивали, заставляли что-то менять. Иногда я ощущал себя кружащимся на месте, стараясь соответствовать всем их требованиям. И я научился находить решения, чтобы, удовлетворяя все притязания, возвращаться к своему спокойному существованию. К сожалению, иногда это отнимало слишком много времени — месяцы, годы… Учеба, карьера, деньги, семья, друзья – всем этим нужно было заниматься, всем этим я должен был заниматься. И занимался весьма успешно, втайне ожидая того момента, когда смогу вернуться к изначально выбранному пути.
Хоровод воспоминаний утянул меня за собой, как девушка, играя в «ручеек». Обрывки памятных моментов, лица, голоса, эмоции вращались вокруг, создавая сладостно-болезненный шлейф ностальгии.
В совершенном смятении я схватил шляпу, выскочил из дома, запер дверь на замок, сунул ключ в карман, и пошел навстречу влажному морскому ветру, желая обрести покой и вернуться в свое обычное расположение духа. Это было слишком неожиданно – с чего бы всем этим мыслям было прийти именно сегодня? Я так долго умиротворялся, стараясь стать цельным и сконцентрироваться на себе и своем пути. Я не должен так легко терять самообладание и идти на поводу у эмоций. Нет, нет, это слишком, слишком сильно, слишком волнующе.
Глубоко втянув носом воздух, я почувствовал типичное покалывание, и вдруг осознал, что дошел до моря. Шум волн…он всегда успокаивал, хоть я и не особенно любил плавать. Скорее, меня привлекала атмосфера, звуки, запахи, энергия активной воды и ее взаимодействие с сушей. Они были вместе и, вроде бы, по отдельности. Каждый в своей ипостаси.
Мне неожиданно подумалось, что именно так я жил со своей женой – как бы, вместе, а, вроде бы, отдельно. Я делал все, чего она хотела, давал ей достаточную степень свободы и не требовал ничего, кроме, разве что, покоя. Мне часто хотелось остаться одному, думать, читать, писать… Когда вокруг были они – с одной стороны, родные, а с другой — те, кому постоянно что-то от меня было нужно, это очень утомляло. Как бы хорошо я к ним не относился. Эти шумные женщины (у нас с женой родились две девочки) постоянно о чем-то говорили, смеялись, ругались, суетились. Конечно, я любил и по-прежнему люблю их, но… Ради них я регулярно уходил со своего пути и следовал тому, как было лучше для них… «Для нас!!!» (обычно поправляли они хором).
Вдруг я почувствовал, как что-то влажное коснулось моей руки…потом еще и еще…быстрее и быстрее…кап-кап-кап, ппшшшщщщщ… Ливень!
Зонт! Дождевик! Сумка!!! В следующий момент я замер, скованный одновременно жаром и холодом осознавания… Все эти так необходимые мне сейчас вещи остались в теплом защищенном пространстве, в беспамятстве эмоций запертом на ключ. Ключ! Где??!! Ффух, вот он, в кармане шорт. Я забежал под ближайшее дерево, отдышался и осмотрелся. Как есть, в одной футболке, шортах, домашних тапочках и шляпе, я находился на берегу моря, в достаточно уединенном месте. Со мной не было ничего – ни сменной обуви, ни зонта, ни даже питьевой воды! Поглощенный бурей закрутивших меня эмоций, я совершенно вышел из себя… И пошел, куда глаза глядят, полностью погрузившись в мир воспоминаний. Такого со мной не случалось, наверное, никогда. По крайней мере, я не помню. Я всегда максимально собран и структурирован до мельчайших деталей. Особенно, когда дело касается моих личных нужд.
Немного успокоившись, я решил не впускать в себя волну отчаяния, которая весьма осязаемо нависла над моей головой. Оглядевшись, поблизости я не заметил ничего подозрительного, пляж был пуст, как и почти всегда в октябре. Как я любил это время – время дождей, время покоя и одиночества. Да и вообще, мне нужно было додумать начатое. Незавершенность выводила меня из себя гораздо больше неожиданностей. Неожиданности я мог настроиться не замечать. Так и сейчас, сказав себе, что, видимо, я намеренно решил почему-то не брать свой обычный прогулочный багаж, и просто забыл об этом, я сел на землю под дерево, которое оказалось настолько прекрасно сложенным, что не пропускало почти ни одной небесной капли.
Что ж, раз так сложилось, значит так надо. К тому же, прекрасная возможность подумать на свежем воздухе под шум дождя.
Дождь… именно под дождем мы познакомились с женой. Все вышло случайно, как оно обычно и бывает. Я шел под своим большим надежным зонтом на занятия. Как староста группы, я всегда приходил заранее, чтобы подготовиться к семинару, и отметить присутствующих. Шел, повторяя задание по математическому анализу. Теорема Коши, как помню. И тут в мое сосредоточенное пространство ворвалось нечто мокрое, растрепанное и очень шумное. Это и оказалась она, первая и единственная женщина в моей жизни. Вот так вот однажды впрыгнув в мой закрытый мир, она осталась в нем на долгие 30 лет, подарив мне двух дочерей и забрав покой. Почему она выбрала именно меня, не могу сказать. Оказалось, мы учились на одном потоке, и даже пересекались на общих лекциях. Я ее совершенно не помнил. Хотя, не знаю, кого вообще я помнил, кроме своей группы, которую я должен был знать в лицо, как староста. Девушки меня особенно не интересовали – слишком много суеты и забот. Друзей заводить тоже не стремился — мне было достаточно моих двух товарищей, встреченных еще в детском саду, и оставшихся со мной до сих пор.
Я подумал, что напоминаю себе старое пальто – и носить неловко, и выбросить жаль. Может, поэтому я и смог уехать один так далеко – был уверен, что так лучше для домашних. Мне стало казаться, что они мною тяготятся. Особенно, когда я ушел с работы (вернее, меня уволили по сокращению) и постоянно находился дома. Дочери меня отпустили легко – обе уже давно живут отдельно, им как-то не столь важно, здесь я или за океаном. Жена была в шоке. Она, женщина эмоциональная, рыдала, говорила, что не заслужила такого обращения, что положила на меня лучшие годы, и куда ей теперь деваться одной. Я сказал, что снимаю с нее все супружеские обязательства, она может вести ту жизнь, которую захочет. Если я когда-либо вернусь, то не буду претендовать ни на что. Потом она успокоилась, мы подписали соглашение о том, что у меня нет претензий на ее часть имущества. Накопленные за время супружества деньги мы разделили, не забыв дочерей. Затем по традиции мы отметили наши с женой сорок девятые дни рождения все вместе, напоследок (у нас разница в возрасте в один день). Потом я собрал свой необходимый минимум вещей, и отбыл в неизвестность.
Тут я почувствовал, что шляпа обрела собственную волю, и весьма целенаправленно трясет мою голову. Внутри все перевернулось от ужаса и неожиданности. Я почти акробатически вынырнул из-под нее, и посмотрел наверх в замешательстве. К счастью, недоразумение быстро разрешилось. Им оказался Пит – работник гестхауса, решивший поздороваться со мной, дергая сзади за шляпу. Мы с ним почти дружили, поэтому он позволял себе обращаться со мной не слишком подобострастно. Это было приятно – в его лице я обрел ненавязчивого и верного товарища по одиночеству. Так вот он, видимо, разыскал меня на пляже, и сейчас пытался первым пришедшим в голову способом вывести из раздумий.
Я облегченно рассмеялся, забрал у перепуганного моими прыжками Пита шляпу и спросил, что же привело его сюда в такую погоду. Все еще лихорадочно блестя глазами от страха, он начал говорить, что пришел за мной, поскольку весь отель в панике меня разыскивает. Я очень удивился – чем же я заслужил такую честь? Тогда верный Пит наклонился ко мне и почти шепотом произнес: «Там приехала одна очень шумная женщина, говорит, что твоя жена. Когда она тебя не нашла в номере, подняла на уши всех в округе — кричит, что тебя похитили. Эта безумная дама не может быть твоей женой. Думаю, она сама хочет тебя украсть с какой-то целью. Поэтому я сразу прибежал сюда, чтобы предупредить об опасности. Я помогу тебе бежать, если хочешь.»
Пит бормотал еще что-то и еще…Я молча осел на землю в полном омертвении. Моя. Жена. Здесь. В том, что это она, я не сомневался – Пит описал ее очень точно – примерно так, как видел бы ее я, если бы не жил с ней 30 лет. Как. Зачем? За что?!
Мысли начинали гудеть в голове, как растревоженные пчелы. Не зря день сегодня начался так странно и неприятно. Я как будто предчувствовал такой поворот событий. Вторая неожиданность за сегодня – это уже напоминало тенденцию.
Может быть, что-то случилось, раз она приехала? Что-то экстренное? Но я недавно звонил дочерям, они знают, как меня найти по телефону, если что. Нет, здесь что-то другое. Хочет развод? Вряд ли. Для этого необязательно ехать в такую даль. Так что же?
Я сидел и лихорадочно соображал, как быть дальше. Проще всего было пойти и все выяснить. Проще и сложнее всего. Потому что от одной мысли об этом, все мое существо сводила судорога страха. Я опасался, что она меня похитит – просто запихнет в свой огромный чемодан, и увезет обратно. В холод, обязанности и бесконечную суету. С другой стороны, она не имеет надо мной той власти, как когда-то. Мы обо всем договорились, мы оба свободные люди и можем делать то, что считаем нужным.
Пока я успокаивал себя перед возможной встречей с женой (вариант побега я все-таки не исключал), Пит смотрел на меня с явным интересом. На его глазах разворачивался мелодраматический сериал, и это было самым значимым событием в его жизни за последние несколько лет. Он просто жаждал узнать, что же будет дальше. А я, как не очень одаренный сценарист, искал самые банальные пути разрешения ситуации. Может, и правда, сбежать? В джунгли. Там жена меня точно не найдет. Она до безумия боится змей и пауков. Я вообще удивляюсь, как она собралась сюда приехать. Правда, тогда бедным владельцам гестхауса и жителям деревни точно не поздоровится. Ее энергия бесконечна, если она чего-то действительно хочет. Нет, я не могу поступить так жестоко с этими людьми, они ведь не виноваты, что я сюда приехал. Нужно пойти и во всем разобраться. Да. Да! Ффух! Да.
Как ни странно, жалость к обитателям округи придала мне сил и уверенности. Это была настоящая миссия – принести себя в жертву ради спасения другого. Обреченно вздохнув, я попросил Пита отвести меня к этой женщине. Тот с сомнением покачал головой, но перечить не стал. Любое из действий для него было интереснее, чем сидеть на пляже и смотреть на молчаливые страдания белого чужестранца.
Подходя к гестхаусу, с каждым метром я чувствовал, как мое тело в панике начинает давать сбой. Сначала стали онемевать ноги, затем покалывать в области сердца и, наконец, перед глазами появились отчетливые красные точки, которые мешали нормально видеть. Такими темпами до места доберется бездыханное тело, подумал я. Остановился, вдохнул-выдохнул, медленно досчитал до 10, и запретил себе паниковать. Как ни странно, тело послушалось и стало чувствовать себя нормально.
Войдя в прохладный общий холл гестхауса, я издалека увидел широкополую шляпу с крупными желтыми цветами, интенсивно колыхавшуюся от потока слов, доносящихся из-под нее. Еще не видя лица жены, я уже точно знал, что она сидит с красным от волнения и жары лицом, обмахиваясь веером (наверняка, из перьев с блестками), то и дело смотрится в зеркало, поправляет шляпу, вытирает капли пота с носа, красит губы. Затем пьет зеленый чай (без удовольствия, просто кто-то сказал ей, что так нужно делать в жару), снова потеет, вытирает пот, красит губы… И говорит, говорит… Мне кажется, она могла бы работать на радио или в какой-нибудь службе поддержки и консультаций, чтобы использовать свой словесный талант на пользу окружающим. Или читать какие-нибудь лекции. Например, «Как наиболее эффективно не дать людям жить спокойно».
Погруженный в свои невеселые размышления, я подошел к жене вплотную – так, что мог видеть ее расшитый блестками веер и полную красную шею под тенью шляпы. Она, как охотничий пес, быстро обернулась, вскочила, зацепилась за меня ничего не выражающим и, одновременно, многое говорящим, взглядом. Я молча стоял и смотрел, как капля пота стекает по ее щеке. Так хотя бы не нужно было смотреть ей в глаза. Через полминуты она вернулась в свое обычное состояние и затараторила. По мере того, как она говорила, я начал понимать, что же именно произошло. В потоке эмоций и пространных фраз, я поймал несколько наиболее ценных – «день рождения», «50», «традиция».
В моем спутанном сознании вдруг проявилась картинка из далекого прошлого – мы, молодые и счастливые, даем друг другу клятву, что бы ни случилось, все дни рождения отмечать вместе. Особенно, важные даты. Потому что «семья держится на общих интересах, целях и правилах». У нас даже был некий кодекс (инициированный мной в дополнение к эмоциям жены) об общем и личном пространстве, семейных алгоритмах и правилах. Например, там говорилось о том, что нельзя свои проблемы вымещать на детях и сложные ситуации нужно всегда решать сообща, доводя до логической точки. Мы торжественно подписали его, и даже положили в тайник. На моей памяти, мы всегда следовали ему. Потому что это было важно для нас обоих. Я почувствовал гордость за нас тех, молодых, и так мудро обошедшихся с этим новым и непонятным механизмом семейного устройства. Могу сказать, что кодекс сработал на славу – 30 лет совместной жизни и двое прекрасных детей.
Да, и был в этом кодексе один пункт, особенно важный для моей жены (она настаивала, что именно такие мелочи затем складываются в единый каркас семьи) – все дни рождения мы должны были отмечать вместе. Что бы ни случилось. Именно поэтому она прилетела в эту «забытую Богом и даже тараканами дыру», рискуя здоровьем и потерей чемоданов.
Я ошеломленно опустился на лавку, и откинулся назад в полном изнеможении. Мой день рождения. Сегодня. 50 лет.
Теперь для меня многое прояснилось – и эта непонятная тревога, мешавшая мне спать по ночам последнюю неделю, и сегодняшнее помутнение рассудка. Я совершенно забыл про свой день рождения. Настолько, что это было похоже на какие-то игры разума. Я подумал, что, наверное, именно так и проявляется старость – твой организм живет сам по себе, доставляя тебе все больше проблем и все меньше радостей.
Посмотрел на жену – она была какая-то притихшая, даже уменьшившаяся в размерах. Ее блестящий веер отвергнутым валялся на полу, один цветок на шляпе грозился вот-вот отвалиться… От жары тушь потекла, а помада застыла на губах красными комками. Она была похожа на клоуна, грустящего в своей гримерке после яркого и веселого представления. Таким же клоуном, скорее всего, Пьерро, казался себе и я.
Я подумал, что, наверное, это судьба, когда два столь непохожих человека, как мы с ней, оказываются в результате в одинаковой ситуации. Мы оба немолоды, одиноки, не столь уже привлекательны, и совсем не энергичны. Возможно, мы не такие уж и разные, как мне всегда казалось. Я посмотрел на жену, подошел к ней, улыбнулся, взял ее чемоданы и повез их в свой номер. Сегодня наш день рождения и сегодня будет так.
Что будет завтра, не знает никто. Я начал понимать, что в 50 лет мне предстоит многое осознать, — о моем предназначении, о жизненном пути, о черном и белом, об истинном и ложном. Я всегда знал, что истина где-то посередине – но между чем и чем…Все эти степени, координаты, эти градусы и меридианы существования выбираем мы сами. И только мы ответственны за наш путь и наш выбор, какими бы они ни были.
Они шли по узкой тропинке, окруженной пальмами. Она — крупная, шумная, бесконечно теребящая свой веер; он – невысокий, щуплый, с двумя огромными чемоданами, в съехавшей набок шляпе. И чувствовалось в этом процессе нечто странно гармоничное – как будто не было больше в мире двоих людей, настолько непохожих и настолько дополняющих друг друга в этой своей разности.
«Азиатские рассказы». 12.2012
