[:ru]Сегодня мне приснилось, что я сдаю экзамен по этносоциологии в университете (по этому предмету у нас в МГУ была одна из моих любимых преподавателей — невероятная С.А. Татунц). Не знаю ничего, но сдавать нужно. И вот я смотрю вокруг, смотрю на свои вопросы, на преподавателя, на сокурсников, пытаюсь понять, что делать. В голове пусто, но я сконцентрирована и не поддаюсь отчаянию. Спрашиваю соседку, есть ли у нее учебник или хоть что-то. Дает. Я начинаю судорожно искать, писать. Оглядываюсь на преподавателя. Мне стыдно, что приходится списывать и думаю о том, чтобы сразу пойти на пересдачу. Но все еще бьюсь, пишу, боюсь, борюсь с собой… И просыпаюсь.

В этом сне не было мощного страха, но было странное ощущение какого-то приглушенного панического бессилия, что нужно что-то делать, если уже оказалась в такой ситуации, и внутреннее метание между тем, чтобы попробовать «на авось» или подготовиться, набраться знаний и уверенности, и сдать потом.

Когда я проснулась, то поняла, что должна написать о своих инсайтах и ощущениях, связанных с мощным и глубоким мастер-классом Ричарда Эрскина в Белграде, на котором я была и как переводчик, и как участник. Отдельное спасибо Зорану Миливоевичу и Сандре Бубера за организацию и прекрасную атмосферу. Это было мое первое столь мощное погружение в реляционные методы интегративного трансакционного анализа, что особенно важно для меня сейчас, поскольку мой супервизор в Словении (как и весь ТА в Словении) работает именно в интегративном направлении ТА, а я училась и работала в классическом. Здесь считается, что в России преобладает Классическая школа, в Словении — Интегративная, в Англии (и Италии) — Реляционная (Этот момент поясню цитатой Боба Кука, который пишет, что «Существует, как минимум, 4 подхода к современному Трансактному Анализу: Классическая школа, школа Нового Решения, Интегративная школа, Реляционная школа» и в другой статье добавляет школу Катексиса и указывает соответствующую литературу).

Итак, Ричард Эрскин. Для меня это было уникальным опытом со-творчества со всеми участниками из разных стран мира и нашей российской группой под менторством Мастера. Как переводчику, мне повезло присоединиться к Ричарду в его удивительном способе ведения лекций — это настоящее искусство, сочетание личности, профессионала, ученого, умноженное на бесценный практический опыт. Его было весьма сложно, но очень интересно переводить. Я также переводила его практическую работу, сидя максимально близко, пропуская через себя этот мощный процесс. И, как чувствую теперь, получила свою долю вдохновения.

В теоретической части воркшопа Ричард говорил о схеме «Замочной скважины» для описания основного контакта в терапевтических отношениях (концепция расспроса/расследования, подстройки/сонастройки и вовлечения). Она когда-то была спонтанно нарисована на этикетке от винной бутылки, и сохраняет эту форму до сих пор. Схема включает в себя сочетание различных частей терапевтического расспроса/расследования (феноменологического, исторического/ожиданий, копинг/выборы/решения, ранимость), вовлечения (признание/легитимация, оценка, нормализация, присутствие) и сонастроек (потребности в отношениях, стадий развития, когнитивной, ритмической, эмоциональной). Также он говорил о «бриллианте» терапии — системе «я в отношениях» (четырехугольнике «эмоции-когнитивная часть-физиология», между которыми мы переключаемся в терапевтической работе,»-и поведение» (которое является результатом свободного выбора). Подробнее можно почитать в статьях Ричарда Эрскина (на русском языке). Также схемы есть в этой книге (на английском языке), на обложке которой изображена дочь Ричарда.

Здесь я бы хотела оставить некоторые идеи и инсайты, которые оказались для меня особенно важными.

  • Пограничные клиенты. Одни из самых сложных и неоднозначных для терапевтической работы. Ричард Эрскин имеет колоссальный опыт работы с такими клиентами, и, говоря о терапевтическом процессе, часто делал поправки на работу с таким типом клиентов. Существенная доля работы с ними (иногда это исчисляется годами) подобна ощущениям в моем сне — бессилие, бесполезность, немощность, желание убежать. Только на этом семинаре я поняла, почему мое вхождение в терапевтическю практику было столь непростым — 4 подряд одних из первых моих клиента были с пограничным расстройством личности. Это было настоящим вызовом мне как начинающему специалисту. Благодаря супервизиям мне удалось распознать, что происходит, и передать их более продвинутым специалистам. Я была обесточена и демотивирована. Как оказалось потом, всем им требовалось длительное медикаментозное лечение. На семинаре я поняла, что все эти чувства знакомы и другим терапевтам, и самому Ричарду. Я поняла, почему тогда, завершив практику в России и уехав в длительное путешествие, не спешила ее возобнавлять. Мне казалось, что у меня недостаточно сил, что я недостаточно хороша для этой профессии, и, возможно, это не мое. Метавшись, как в моем сне, между чувством беспомощности и желанием продолжать, я выбрала тогда вариант «уйти с экзамена» и подготовиться (или понять, стоит ли возвращаться). Но моя «пси»-природа взяла свое. Я возвращаюсь сейчас, с совершенно новыми опытами и процессами, на другом уровне, в другой стране. Статья Екатерины Маринейро-Фанья, написанная с любовью и сочувствием к клиентам c «ранней детской запутанностью», дает мощный ресурс и поддержку для работы с пограничным расстройством. Как семинар Эрскина дал мне мощный инсайт и даже разрешение идти дальше.
  • Ошибки. Ричард много раз говорил об ошибках. Когда его спрашивали, как он работает так смело и даже легко, творчески, он отвечал -«я делаю ошибки». «И я их исправляю». Мы, терапевты, не можем не делать ошибки. И чем яростнее мы стараемся их не делать, тем более ограничиваем свой терапевтический инструментарий. Чем меньше видим, признаем их — тем сильнее «комплекс Бога» (как я его называю), грандиозность, нарциссизм. Что, опять же, отдаляет нас от клиента, ввергает в спасительство,  нарушает альянс и лишает клиента возможности самому пройти весь процесс и осознать, что просиходит, понять и принять себя, и пойти к изменению. Делая ошибки и исправляя их, мы можем гораздо лучше сонастроиться с клиентом, также сонастроиться с самими собой и научиться быть исследователями, со-творцами терапевтического процесса, чем нежели следуя неким схемам, «кулинарным рецептам». Ричард сказал, что очень жалеет, что когда-то написал статью «Шесть стадий лечения», поскольку ее стали использовать, как «кулинарный рецепт», часто совершенно не имея понятия, «как готовить». Здесь он привел пример о последней фазе, — прощении. Многие считают, что если пройти эту фазу в , то все сразу станет «хорошо», но принимают это буквально. А, например, если ведется работа с жертвами насилия, то в этом случае это не значит, что жертва должна простить абьюзера, а, скорее, отпустить травмирующие воспоминания, перестать позволять этому событию управлять своей жизнью. И, к сожалению, он сталкивался с примерами, когда терапевт буквально «следует рецепту» — стимулируя клиента к прощению. И здесь мы говорим о том, как важно подстроить терапию под конкретного клиента, ведь среди них нет одинаковых, изучить именно суть, тонкости процесса «приготовления», всякий раз смешивая ингредиенты уникальным образом, относительно конкретного клиента и ситуации. И это требует большого «кулинарного» мастерства.
  • Эмоции. Эмоции — это тоже трансакции. Первая функция эмоций — внутренняя. Внутреннее осознание. Вторая — научить другого чувствовать то, что чувствую я. Отразить свои эмоции. Как терапевтам нам важно принимать всерьез эмоции клиента и давать ему это понять. Ричард говорил о работе с гневом и «иньяньской трансакции», эмпатии и сонастройке. Перед эмпатией должна быть эмоциональная сонастройка. Сострадание, сочувствие. Работа на эмоциональном уровне может дать очень многое, принимая всерьез чувства клиента, находясь рядом с ним, когда он испытывает эти чувства — часто наиболее мощная терапия. То, чего ищет клиент, то, чего у него не было в детстве. Нам часто запрещают испытывать гнев и он накапливается, подпирается фантазиями, приводя к разрушению. Постоянно сдерживаемый гнев приводит с отчаянному истощению. При этом гнев как таковой помогает решить проблемы между людьми. Здесь Ричард говорил о материале «Что вы говорите перед тем, как сказать «до свидания»? Психотерапия горевания.» («What Do You Say Before You Say Goodbye?: Psychotherapy of Grief.» Transactional Analysis Journal, 44(4).) — это статья и также глава из вышеуказанной книги «Модели отношений, терапевтическое присутствие»).
  • Метафоры. Ричард очень много говорил о метафорах, использовал метафоры и рекомендовал их применять в практике как можно более активно. «Рациональные объяснения клиент быстро забудет, но метафора останется с ним надолго или навсегда». Поскольку наша память выглядит как «картина импрессиониста», работа с метафорами гораздо эффективнее.
    Мне очень понравилась метафора «Мы (терапевты) — не кузнецы», говорящая о том, что кузнец кует, когда горячо, а нам, терапевтам, часто нужно подождать, когда материал «остынет», и работать с охлажденным. Горячим может повредиться и клиент, и терапевт. Здесь он приводил пример своей ошибки, когда слишком быстро начал работать с одной клиенткой (с ее сценарным поведением) и она впала в ярость, сказав, что он ее не понимает, не может за нее порадоваться, убежала из кабинета, хотела уйти из терапии, и ему пришлось потратить время и силы, чтобы дать ей «остынуть», мягко и настойчиво просить ее вернуться в работу («твое время по-прежнему зарезервировано для тебя»). По прошествии некоторого времени она вернулась и они проработали то, что произошло, но это было энергоемким процессом для обоих. И это, кстати, был пример ошибки и ее исправления.
    К вопросу ритмической сонастройки, Ричард привел метафору «Эффект беременности» — «не нужно ускорять процесс родов» в работе с клиентом, нужно сонастроиться с его настоящим ритмом и дать ему нужное время. Также он говорил, что многие клиенты функционируют не в своем ритме (из-за различных причин — так научили, так  привыкли, занимаются спортом, музыкой и тд.) Наиболее эффективно искать темп клиента в тишине. Здесь он также упоминал Когута и его понимание эмпатии, когнитивного любопытства. И главу, которую написала Мери О’Рейли-Кнапп к его книге «Жизненные сценарии» — «Сценарная система: бессознательная организация опыта».
    И еще одна очень мощная метафора — говоря об уязвимости в терапевтических отношениях. «Это как снять одежду в присутствии того, кто вас искренне любит».
  • Личный опыт терапевта. На вопрос, следует ли терапевту делиться своим личным опытом с клиентом, Ричард ответил, что зависит от клиента. Некоторым клиентам необходимо знать, что вы лично понимаете и знаете, что он чувствует. И это даст мощное продвижение терапевтическому процессу. При этом важно, чтобы центр внимания был на клиенте (и сессия не превратилась в исповедь терапевта клиенту), то есть, ему не нужно знать все подробности личного события терапевта, но важно дать понять, что вы прожили или сталкивались лично с подобными ситуациями. С пограничными клиентами делиться личным опытом он категорически не рекомендовал, поскольку это может обернуться совершенно иным результатом.
  • Интуиция. Ричард говорил о важности интуиции в психотерапии и том, что важно быть открытым к собственным ощущениям. Даже если мы, терапевты, не можем их объяснить рационально, то очень важно быть осведомленным о том, что просиходит внутри нас на различных уровнях. Если мы сонастроены с клиентом и работаем с ним на различных уровнях, то роль интуитивных ощущений усиливается и дает нам новые ресурсы для работы.
  • Умение говорить «нет». Ричард говорил о том, что протест есть фактически первая реакция человеческого существа после рождения (ребенок рождается, его кладут на холодный стол — и он начинает рыдать, оповещая о своем протесте против неприятных ощущений). Это базовая реакция, которая важная для выживания и развития. И также в терапии — очень важно «научить клиента говорить «Нет» с самой первой сессии. Принимать его «нет», не обесценивать.

В рамках этого семинара было еще великое множество важных теоретических и практических знаний, инсайтов, прояснений. Была потрясающая практическая работа — терапии и супервизии, — в процессе которой я буквально видела, как работает теория. С коллегами мы сошлись на том, что весь процесс преподавания и практики был похож на то, как художник создает свое произведение искусства — со страстью, мастерством, вдохновением, смело, неуловимо и уверенно-точно. Не всегда было понятно, где присутствует  Эрскин-психотерапевт, а где Эрскин-личность, где заканчивается университетский профессор и начинается отчаянный практик-исследователь. Наверное потому, что все это было истинным творческим процессом, который невозможно было разделить на составляющие, а лишь впитывать, наслаждаться, вдохновляться.

 [:]